Городъ Таганрогъ

В связи с кончиной А. П. Чехова (2/15 июля 1904 г.) местные газеты посвятили писателю некрологи и статьи, в которых выражали скорбь по поводу его смерти, говорили о большой, необычной любви к нему русского читателя, пытались осмыслить ценность художественного наследия А. П. Чехова, его место и роль в истории литературы. Основной тон этих статей – оплакивание «поэта русских сумерек».

В статье Клепацкого творчество Чехова освещалось в церковно-христианском духе. Чехов является, – утверждал Клепацкий, – «символом любви, добра, кротости, душевной теплоты». Статья, написанная в церковно-елейном стиле, заканчивалась следующими слова-ми: «Свеча догорела и потухла. Великая душа отлетела к небу. Мир тебе, любимый и дорогой писатель! Господь упокоит твою многострадальную душу».

И. М - ь в стихотворении «Памяти Чехова» оплакивал Чехова в типично-надсоновском духе: «Аккорд не дозвучал, оборвалась струна... И снова сумерки и серых будней тина...»

Иногда этот унылый тон звучал даже в заглавиях статей (например: «Слезы дня»). Авторы отдельных статей пытались определить ценность творчества Чехова. Известно, что этот вопрос до 1904 г. ряд тогдашних критиков считал спорным. И. Дубров называет Чехова великим писателем: «Мы думаем, что теперь мы можем называть его великим». Г. Клепацкий, чтобы доказать величие Чехова, воспользовался распространенным в дореволюционном чехововедении определением «русский Мопассан», тем самым Клепацкий обнаружил полное непонимание оригинальных особенностей А. П. Чехова, его национального величия.

Среди статей, в которых делались попытки осветить творческий облик Чехова, наиболее примечательной является статья И. Дуброва «У великой могилы».

В статье раскрывается социальный смысл литературной деятельности Чехова. Писатель характеризуется как обличитель и протестант. Дубров считает (и правильно считает), что «сводить характер его деятельности к изображению обывательских будней значило бы умалять значение чеховских произведений». Дубров иногда близко подходит к верному пониманию идейного содержания творчества Чехова: «Перед нами гигантская картина целой полосы русской общественности, художественная летопись сумеречной эпохи, написанная... с точки зрения сознательного человека, носящего в душе идеал человеческого счастья, человеческого достоинства, человеческой красоты. С этой стороны повести Чехова – протест, протест горячий и сильный, хотя быть может и не основанный на ясном представлении об определенной цели, о конкретном характере иной жизни. Но все же это протест... он полон жгучей скорби о приниженном человеке, он каждой строчкой своих произведений говорит нам: так – нельзя!»

Подчеркивая общественное значение произведений Чехова, Дубров утверждает, что «Скучная история» будет «вечным памятником для всякого историка русской общественности, так как нигде не выражены так рельефно основные черты российского безвременья», а «Палата № 6» является огромным символом: «Это беспощадная действительность безвременной эпохи, это удел всех, кто не укладывался безропотно в уготованный ему окружающими условиями футляр».

Однако Дубров эклектичен в своих представлениях о Чехове: наряду с правильными суждениями о большом общественном значении творчества Чехова, в статье дается фальсификация его писательского облика. Дубров называет Чехова пессимистом, а в конце статьи, противореча своей же социальной характеристике творчества писателя, неожиданно заявляет, что гражданские нотки, прозвучавшие в последних произведениях Чехова – «Невеста» и «Вишневый сад», – явления наносные, мало им пережитые и прочувствованные. Больше того, в отдельных местах статьи Чехов трактуется им даже как писатель-мистик: «его задача, его мир – это вечные запросы человеческого духа», – уверяет Дубров и пытается доказать, что Чехов в одном из лучших своих произведений – в повести «Степь» – заглянул в вечность, не пытаясь понять ее и передать понятными словами, он передал ее во всей ее «неведомости, во всей неразгаданности вечной тайны». А «Черный монах» Чехова, по Дуброву, «несет с собою благую весть о каких-то новых началах человеческого духа».

Эти рассуждения Дуброва перекликаются с декадентско-мистическими измышления-ми Мережковского о русских писателях. Стоит остановиться еще на одном вопросе, затронутом местными газетами в траурные дни 1904 г. Это вопрос о реакции таганрожцев на смерть Чехова – своего великого земляка.

Г. Клепацкий, искажая факты, утверждает, что в эти дни «особенно скорбел Таганрог – одной город покойного писателя, где он вырос, где он учился, где с гордостью следили за каждым новым успехом на литературном поприще знаменитого земляка»

Но Л. С. Ольгин констатирует, что «на известие о смерти великого таганрожца А. П. Чехова Таганрог откликнулся панихидой в городской библиотеке, на которой присутствовало всего около 10-15 человек. Тяжело, грустно до боли писать эти строки» Эпиграфом к своей статье «Как почтили память А. П. Чехова таганрожцы» Л. С. Ольгин поставил слова Горького: «А вы на земле проживете, как черви слепые живут». Особенно удивило Ольгина отсутствие на панихиде городского головы.

О равнодушии таганрогского городского самоуправления к памяти Чехова говорит в своих статьях и Дон-Базилио: «Антона Павловича Чехова не стало. Его оплакивает не только вся Россия, но и весь культурный мир... Таганрогское городское самоуправление равнодушно. Оно не потрудилось даже исполнить простой акт вежливости к памяти великого страдальца – собраться в экстренном заседании, почтить вставанием его память, послать родным Антона Павловича соболезнующую телеграмму... Знаю лишь одно, что мне горько и обидно за Таганрог, что первый раз я, быть может, испытываю такой жгучий стыд при мысли: я – таганрогский " писатель, я – уроженец и гражданин Таганрога». Дон-Базилио возмущен тем фактом, что таганрогское самоуправление «не успело» послать на похороны Чехова депутацию и просило редактора «Русских ведомостей» Соболевского «быть на похоронах представителем города Таганрога».

В траурные дни 1904 г. в двух местных газетах («Донская речь» и «Таганрогский вестник») было напечатано свыше 40 публикаций, посвященных А. П. Чехову. В основном, это были информационные заметки, некрологи, казенно-елейные статьи, безуспешно пытавшиеся скрыть тот бесспорный факт, что мещанско-купеческий Таганрог не понимал всего значения А. П. Чехова для русской литературы и был глубоко равнодушен к его творчеству.

Однако примечательно, что уже в эти июльские дни на родине Чехова, в Таганроге, как и во всей стране, начинается борьба за чеховское наследство, за верное истолкование общественно-художественного значения его произведении.

В этом отношении на общем, довольно убогом фоне выгодно выделяется, как одна из первых попыток осмыслить творчество Чехова, статья И. Дуброва «У великой могилы». Хотя эта статья, как указывалось выше, толковала ряд моментов в творчестве Чехова совершенно превратно.